Архив метки «Избранное»

Родные корни

Александр Васильев и Председатель РКШ Михаил ДроздовНекоторое время назад на электронную почту «Русского клуба в Шанхае» пришло письмо из Австралии. Его автор — русский австралиец Александр Васильев. Он, в частности, писал: «В ответ на призыв «Русского клуба в Шанхае» опубликовать на вашем сайте статьи посвященные Китаю, Шанхаю и т. п., я прикладываю обложку моей книги «Одиссея» вышедшей на английском языке, а также текст моего интервью, напечатанного в русской газете «Единение», издающейся в Австралии. Эта книга о том, как мои предки поселились и жили в Китае — в Харбине и в Шанхае до и во время гражданской войны. Книга сперва захватывает русскую историю и жизнь моих предков в России, затем рассказывает о русской диаспоре в Китае, а также о том, как мы поселились в Австралии, и о нашей жизни в этой стране с 1951 года по сей день. Как бывший председатель «Русского Клуба в Сиднее» я шлю Вам свой особый глубокий поклон. Буду очень благодарен за помещение информации о моей книге на вашем сайте».

Человеческая судьба извилиста. Прошло совсем немного времени и вот недавно мне довелось побывать в Австралии, встретиться и пообщаться с Александром Васильевым и получить в подарок его книгу. Мне удалось также подружиться с главным редактором газеты «Единение» Владимиром Кузьминым и договориться с ним о сотрудничестве и об обмене материалами между газетой и нашим сайтом. Прочтём до конца?

Установка на детей

Установка на детей. Ольга КуртоСобытия 1949 года привели к радикальному изменению демографической ситуации в стране. Повышение качества жизни, развитие здравоохранения (особое внимание уделялось борьбе с эпидемическими заболеваниями), внимание к различным социальным проблемам привели к падению уровня смертности, что при довольно высоком уровне рождаемости вызвало стремительный рост численности населения. В 1953 году по результатам первой в Китае переписи, численность населения составила 594 млн. человек.

До 1949 года основными демографическими проблемами являлись низкая продолжительность жизни, высокий уровень рождаемости и смертности (особенно детской). Статистика того периода далеко не идеальна. Однако данным некоторых крупных демографов вполне можно доверять. Так, видный демограф Чэнь Да пишет, что в 1930 году рождаемость составляла 38 человек на 1000 человек населения, смертность — 33 человека, а естественный прирост, соответственно, составлял 5 человек ((У Чжунгуань. Шилунь вого жэнькоу цзайшэнчань./ В кн.: Жэнькоу веньти юй сыхуа/Чэнду, 1981 – с. 357/О воспроизводстве населения в Китае)). Прочтём до конца?

Аз и я езьмь

Трафик. Аз и я езьмь. Егор ПереверзевО криках, лязге, гуле, визге, стуке, жужжании, шорохах, высокочастотном «взззззззз» и других звуках южных городов Китая.

Я не знаю, что будит вас в Москве, Киеве и Минске. Мне, возможно, это вообще все равно. Но уже несколько месяцев в Гуанчжоу меня будят петухи.

Нет, это не деревня в Поволжье и нее хутор в Эстонии (где, по словам некоторых, живут легендарные эстонские крестьянки, которые молчат, работают за двоих и рожают по десять детей) — это район «Небесная река» — «Тяньхэ» в самом сердце колоссального супермегаполиса, который начинается в Фошане и тянется непрерывно до самого моря, упираясь в воду килями кораблей Гонконгского торгового флота. Петухи орут рьяно, не хуже чем где-нибудь в русской глубинке, разрывая звуковое пространство города, внося в утренние мысли какой-то веселый сумбур.

Это Юго-Восточная Азия. Однажды войдя в тебя целиком, она уже никогда не отпустит — не надейся забыть ее, глядя на родные березы, снега, на синие от подснежников придорожные леса по весне. Она будет приходить к тебе вот этим вот невероятными звуками, запахами и цветами — неуместными, слишком яркими, слишком громкими, слишком невероятными, чтобы это могло в тебе уместиться. Прочтём до конца?

А. Трубецкой: Моя Родина — Франция, моё Отечество — Россия!

Князь А. Трубецкой (слева) играет на балалайке. Париж. Фото М. Дроздова Беседа с председателем «Русского клуба в Шанхае» М. В. Дроздовым.

С Александром Александровичем Трубецким, моим коллегой по работе во Всемирном координационном совете российских соотечественников я познакомился в Москве, продолжил знакомство в Казани, а неторопливо побеседовать с ним удалось уже во Франции. Он был нашим добрым гидом и гостеприимным хозяином. Именно его глазами я впервые увидел Париж: Елисейские поля, мост Александра III, музей лейб-гвардии казачьего Его Величества полка, русское кладбище в Сент-Женевьев дю Буа. А одним из самых сильных парижских воспоминаний стала ночная прогулка с Трубецким на Rue Pierre le Grand (улицу Петра Великого), которую замыкает величественная громада православного храма Александра Невского. Сан Саныч, несмотря на свой княжеский титул, очень прост в общении, внимателен и приветлив. Он — истинный парижанин, и в то же время настоящий русский дворянин.

Прочтём до конца?

Постигая Китай

Статья о нашем друге и талантливом человеке, члене «Русского клуба в Шанхае» Олеге Новикове, опубликованная в марте 2009 г. в журнале «Photographer».

«Хунцунь на закате»

«Хунцунь на закате»

Досконально изучив язык и накопив богатый опыт жизни в этой стране, русский фотограф Олег Новиков обратился за помощью в расстановке дальнейших ориентиров к своей давней страсти — фотографии.

Китай — большая страна. Пожалуй, одна из самых безвкусных фраз, которую можно встретить в фотоэссе на китайскую тему. Китай — чужая страна. Сие изречение звучит более заманчиво, но уж как-то нарочито оторвано от того, что в народе зовется жизнью. Ведь если подумать, полмира похожи на одну огромную «артековскую» команду волейболистов-юниоров, тайно спонсируемую верховным советом КПК.

Прочтём до конца?

В Москве Пекин?

Владивосток. Рынок в китайском квартале.Муссируемый в прессе вопрос «чайнатаунов», репортажи о рейдах милиции в места проживания нелегальных эмигрантов из Китая, масштабные китайские инвестиционные проекты в России… Полное ощущение того, что гигантский спрут с раскосыми глазами, проникая во все щели, стремится поглотить нашу измученную потрясениями Родину. Время со спокойным сердцем и трезвым рассудком оценить ситуацию.

История «чайнатаунов» насчитывает около двухсот лет. Первые из них появились в Нагасаки, Бангкоке, затем в Сан-Франциско, на западном побережье Северной Америки, в Лондоне, Лас-Вегасе, Париже. Данное явление в мире представлено двумя формами: 1) это место компактного проживания этнической группы, лингвистически и социокультурно отличающейся от остальной части городского населения; 2) это туристический объект, в котором некая приезжая этническая группа воспроизводит свой традиционный уклад, часто ведя совершенно иной образ жизни в реальности. В России на данный момент не существует ничего подобного. У нас, как всегда, всё по-своему. И, в данной ситуации, это как раз хорошо. Прочтём до конца?

Китайская мечта поэта

Гао Ман. Пушкин на Великой Китайской стене. ФрагменСколько их было, заветных пушкинских мечтаний? Одним суждено было воплотиться в поэтические строки и в реальные земные события, другим — так и остаться потаенными желаниями, надеждами и видениями. Самая заветная, самая любимая, самая страстная, но так и несбывшаяся мечта — увидеть иные края, побывать в других странах. Ну хоть единожды пересечь границы огромнейшей Российской империи, посмотреть другой, почти нереальный для Пушкина мир, живущий лишь в его воображении, почувствовать вкус и запахи, неведомые прежде, увидеть краски дальних стран, испытать невероятные ощущения от встречи с иными мирами и цивилизациями. Это сладостное предчувствие свободы… Прочтём до конца?

«Вырастали-то мы в Китае…»

Интервью с О.И. Ильиной-Лаиль

Вырастали-то мы в Китае… Интервью с Ольгой Иосифовной Ильиной-Наиль«Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда», писал Киплинг. Как оказалось – он ошибался. Восток и Запад все-таки сошлись. Сошлись они в судьбе Ольги Ильиной-Лаиль, которая, хотя и родилась в России в семье потомственных дворян Симбирской губернии, но вскоре после революции вместе с родителями была вынуждена эмигрировать в Харбин, самый крупный «русский» город Китая той поры. Затем последовали Пекин, Шанхай, Индокитай, Лондон, Париж… Именно в Париже мне довелось наконец-то встретиться с этой удивительной и, несмотря на годы, очень красивой женщиной, автором биографических книг «Восточная нить» и «Восток и Запад в моей судьбе» опубликованных в Санкт-Петербурге и Москве в 2003 и 2007 годах. К моменту нашей встречи, которая состоялась 29 сентября 2008 года, мы с Ольгой Иосифовной были знакомы заочно и, вот уже несколько лет, как вели переписку… Прочтём до конца?

И вновь о православных храмах…

И вновь о православных храмах…Чтобы было понятно, почему я пишу в «Русский клуб», вкратце расскажу предысторию появления моих стихов. Я приехала в Шанхай к сыну, который работает здесь по контракту, через 40 дней со дня похорон моего любимого мужа, с которым прожила 44 года. Мы вырастили и выучили троих прекрасных детей, которыми можно гордиться. Мой муж был настоящим преданным другом и советчиком, был моей второй половинкой. После его смерти я осталась надломленной, с истерзанным от горя сердцем и разбитой на осколки душой. Именно в эти дни меня потянуло в храм. Я никогда не была верующим человеком, но именно в храме мне становилось легче. Я выходила оттуда, как будто прошла самый эффективный лечебный сеанс. Поэтому, вполне естественно, что и здесь, в Шанхае, мне захотелось посетить православную церковь. Шанхай покорил своей красотой, организованностью на дорогах и вокзалах, людьми спокойными и бодрыми, величественными зданиями и парками. Я искренне считала, что и храмы должны вписаться в это великолепие. О том, что они есть, не сомневалась, так как читала о русских эмигрантах, которым вдали от Родины церковь была просто необходима. Но то, что я увидела, повергло меня в уныние. Меня очень «зацепила» эта проблема, и я не могла не написать прилагаемые к этому письму стихи.

Прочтём до конца?

Лиза Лидо: «Я счастлива, потому что рисую…»

lido_in_shanghaiВ творчестве Лизы Лидо сошлись две разные стихии искусства. Как всякий опытный художник она работает с традиционными компонентами: полотном, масляной краской, перспективой, эскизами. Но помимо этого она добавляет в свою живопись частичку так хорошо знакомого ей мира моды — воплощает свои фантазии в рисунках на манекенах.

На первый взгляд ее картины — то совсем маленькие, то огромные, порой даже триптихи — это ортодоксальный сюрреализм 1924-1950 годов, который в понимании Андре Бретона, в искусстве Сальвадора Дали, Ива Танги и Макса Эрнста был четким и почти буквальным воплощением мечтаний и навязчивых идей. Художник даже не пытался понять их значения, а слепо отдавался во власть тьмы. Но три десятилетия спустя сюрреализм распался на части, и творчество Лизы Лидо уже не имеет к ним отношения.

Прочтём до конца?